пятница, 18 мая 2012
ты сможешь.
Вопрос "что делать", заданный больше месяца назад в предыдущем посте, решился сам собой. В риторике я никогда сильна не была, но вот ныть и жаловаться всегда получалось профессионально. А надо было только и всего, что оглянуться, да посмотреть что же такого я натворила. Ничего страшного ведь не произошло. Я никого не убила, никто не убил меня, никто не умер. Жизнь идет дальше и я худо-бедно попадаю в ритм. =) Конечно, все далеко не так гладко как хотелось бы, но у кого в жизни все просто, а? Я обожглась на молоке, достаточно сильно, но на воду дуть не буду. Просто мой путь - учиться исключительно на своих ошибках (какими бы фатальными они не были) и не слушать чужтх советов, пока не испытаю все на собственной шкуре. Нельзя ничего боятся, нельзя забывать о чувстве собственного достоинства, не надо унижаться, не надо рассказывать слишком много малознакомым людям, не нужно считать, что каждый второй заслуживает доверия. Я надеюсь, эти слова останутся не только здесь, но и в моей голове, когда я в следующий раз решу совершить какую-нибудь глупость. Влюбчивость, кстати, сильный порок, от которого любой девушке, заподозрившей у себя его наличие, надо избавляться. Ни к чему хорошему она не приведет! Девушки, тщательно выбирайте "объект любви", чтобы он случайно не оказался мудаком! А еще надо бороться с ленью и не попадать в ситуации, когда остался день свободного времени, а нужно переделать огромную кучу дел. Я, наверное, успею, но печалит и напрягает неимоверно. В общем, моя жизнь обязательно наладится, потому что я так хочу. И ваша. Потому что ваша судьба зависит только от вас!
пятница, 06 апреля 2012
ты сможешь.
Четыре года промучиться, думая, что нашла любовь всей своей жизни, это при том еще, что сама еле-еле в пубертатный период вошла? Было дело.
Наебать себя по полной программе, почитая, будто свет солнечный того, кто даже "им"-то не был? Еще как!
Бегать, попискивая, за человеком, который с перевеликим удовольствием вытирал об меня ноги? С удовольствием.
Лишиться девственности на первом же свидании, почти не заговаривая о любви? Умеем. Практикуем.
И что же мне теперь делать?...
ты сможешь.
Не думала, что "взросление" настигнет меня в столь раннем возрасте и на первом же свидании...
среда, 04 апреля 2012
ты сможешь.
Завтра судный день. Он решит: смогу ли я выкарабкаться из того говна, в которое погрузилась почти по уши.
суббота, 31 марта 2012
ты сможешь.
Я за каким-то начала смотреть "Дневники вампира". Ну, расслабяет так, да. Мне как будто делать нечего. : )
Щенка вот привезли. Прелестный просто: трусишка еще тот. К нему руку протянешь, он уже убегает. Хотя, за неделю научился команде "сидеть", "лежать" и "дай лапу". Только последнее у нас с ним называется "дай пятюлю". Четкий у нас пес.
вторник, 27 марта 2012
ты сможешь.
Мое Небо.
* * *
Вчера был знаменательный день. Третий день зеленой недели. Я не помню, почему должен отмечать его особым, трепетным вниманием, ведь все это началось так давно, что истоки затерлись, словно последние страницы дрвених книг. Но я знаю, что каждая моя неделя имеет цвет. Так ведь веселее, правда? Зеленая неделя - самая яркая. Я люблю ее. Каждый третий день я высовываю нос из своего старого, как жилище динозавра дома и иду на поле: собирать васильки. Они напоминают мне о тех временах, когда небо над моей головой было таким же ярко-слепяще-синим и свежим, будто чистое прохладное озеро.
Когда я нарываю достаточно цветов, я отношу их к себе и ставлю на подоконник в самой красивой вазе, какая есть. Я долго сижу и смотрю на них невидящим взглядом, думая о своем. Чаще о прошлом, когда за окнами я слышал крики и смех людей, шум, отбиваемый колесами повозок, крики возничих, да ржание лошадей, всегда так нещадно топтавших копытами мои маленькие васильки. Я не знаю, почему ныне все мертво, а за стеклом моего окна - безжизненно-серое, готовое пролиться дождем небо, да шумящее стеблями цветов и полевыми травами поле. Я также не знаю что там, за этим полем. Чего уж там, я никогда и не пробовал узнать. Зачем? Ведь тогда мое одиночество прекратится.
Лишь только день начинает клониться к вечеру и комнату мою окрашивают нежно-лиловые цвета близкого заката, я вновь выхожу к полю и ложусь в охладевшую уже траву. Наверное, прошло очень много времени: много часов, недель, декад. Я потерял им счет уже давно. И неужели я, навеки замолчавший отшельник, никогда не вспомню былые времена с грустью? Наверное, нет.
* * *
<1>
Она подошла неслышно, со спины, и положила свою маленькую теплую ручку мне на плечо.
- Привет.
Человеческая речь в этих местах звучала ненормально, глупо, искаженно, но ее слова дошли до моих ушей невообразимо четко и ясно. Так, что я даже вздрогнул, поворачиваясь. Девочка. Лет пяти-шести, если я все еще имею понятие о людском возрасте. Необычайно-красивая девочка: мягкие, пшеничные волосы, заплетенные в две косы, смуглая от шаловливого летнего солнца кожа и глаза... Какие у нее были глаза... Два василька, два кусочка неба, того самого, единственного, по которому я так скучал. Сердце мое трепыхнулось, словно синица зажатая в руках неаккуратного мальчишки, и снова замерло.
- Меня зовут Химинн, - продолжала она, как ни в чем не бывало. Имя ее не казалось мне странным. Наверное, потому, что свое я давно забыл.
Я попытался открыть рот, дернулся, чтобы ответить, но из моих приоткрытых губ вылетел лишь воздух, издавая неслышный свист. Химинн засмеялась. Боже, как она смеялась: словно колокольчик, потревоженный нежным утренним ветром. Она сама, будто полевой цветок - один из многих, ковром покрывавших бескрайнее поле.
- Ты здесь совсем один, да? - кажется, она говорила тихо, но я отчетливо слышал, нет, жадно ловил каждое слово, изрекаемое бледными маленькими губками, - я рада, что нашла тебя.
На этот раз я приложил усилие для того что бы омертвевший за столько лет язык наконец начал повиноваться, а голосовые связки напряглись, исторгая звук. Я сам ужаснулся как неестественно и хрипло прозвучали мои слова. Да к тому же, я так и не смог их связать...
- Кто... Сколько... - казалось, мой словарный запас исчерпан, не важно, сколь невыразимо много мыслей роятся в моей голове.
- Т-с-с, простой пойдем со мной.
Она дотронулась до моей руки и я вновь ощутил необъяснимую дрожь, окутавшую тело облаком нерешительности. Словно вовсе и не ребенок стоит передо мной. Но я поднялся, чувствуя угасающие солнечные лучи, сонно уткнувшиеся мне в затылок. В моей голове - ни единого "куда" и "зачем", будто бы все было предельно ясно и обычно.
Мы шли. Я снова потерял счет времени и мог судить лишь по погрузившемуся во тьму полю, да по охладевшему без солнца воздуху. Здесь не было звезд, а луну закрывали рваные клочья туч: вечных спутников небосвода моего обиталища, чей мрачный вид уже набил мне оскомину, пусть я и боялся себе в этом признаваться.
- Химинн, - голос на мгновение вернулся, растеряв оттенки былой хрипоты, - что там, за полем?
Девочка долго молчала, а я чувствовал, что могу ждать бесконечно, что хочу поймать эти мгновения и закрыть в банке, словно яркую бабочку, дабы сохранить их чуть дольше, совсем чуть-чуть. Вот только бабочки живут лишь один день. А удержать время - невозможно.
- Я не знаю, - наконец последовал ответ, - мы увидем, если дойдем.
- А мы дойдем? - мне казалось, вопрос был уместен, но Химинн почему-то рассмеялась.
- Конечно, дойдем, здесь и гадать не надо. Мы сделаем, что угодно, если захотим.
Я хочу увидеть небо. Я когда-нибудь смогу увидеть васильки над своей головой?
* * *
Продолжение следует, т.с.
* * *
Вчера был знаменательный день. Третий день зеленой недели. Я не помню, почему должен отмечать его особым, трепетным вниманием, ведь все это началось так давно, что истоки затерлись, словно последние страницы дрвених книг. Но я знаю, что каждая моя неделя имеет цвет. Так ведь веселее, правда? Зеленая неделя - самая яркая. Я люблю ее. Каждый третий день я высовываю нос из своего старого, как жилище динозавра дома и иду на поле: собирать васильки. Они напоминают мне о тех временах, когда небо над моей головой было таким же ярко-слепяще-синим и свежим, будто чистое прохладное озеро.
Когда я нарываю достаточно цветов, я отношу их к себе и ставлю на подоконник в самой красивой вазе, какая есть. Я долго сижу и смотрю на них невидящим взглядом, думая о своем. Чаще о прошлом, когда за окнами я слышал крики и смех людей, шум, отбиваемый колесами повозок, крики возничих, да ржание лошадей, всегда так нещадно топтавших копытами мои маленькие васильки. Я не знаю, почему ныне все мертво, а за стеклом моего окна - безжизненно-серое, готовое пролиться дождем небо, да шумящее стеблями цветов и полевыми травами поле. Я также не знаю что там, за этим полем. Чего уж там, я никогда и не пробовал узнать. Зачем? Ведь тогда мое одиночество прекратится.
Лишь только день начинает клониться к вечеру и комнату мою окрашивают нежно-лиловые цвета близкого заката, я вновь выхожу к полю и ложусь в охладевшую уже траву. Наверное, прошло очень много времени: много часов, недель, декад. Я потерял им счет уже давно. И неужели я, навеки замолчавший отшельник, никогда не вспомню былые времена с грустью? Наверное, нет.
* * *
<1>
Она подошла неслышно, со спины, и положила свою маленькую теплую ручку мне на плечо.
- Привет.
Человеческая речь в этих местах звучала ненормально, глупо, искаженно, но ее слова дошли до моих ушей невообразимо четко и ясно. Так, что я даже вздрогнул, поворачиваясь. Девочка. Лет пяти-шести, если я все еще имею понятие о людском возрасте. Необычайно-красивая девочка: мягкие, пшеничные волосы, заплетенные в две косы, смуглая от шаловливого летнего солнца кожа и глаза... Какие у нее были глаза... Два василька, два кусочка неба, того самого, единственного, по которому я так скучал. Сердце мое трепыхнулось, словно синица зажатая в руках неаккуратного мальчишки, и снова замерло.
- Меня зовут Химинн, - продолжала она, как ни в чем не бывало. Имя ее не казалось мне странным. Наверное, потому, что свое я давно забыл.
Я попытался открыть рот, дернулся, чтобы ответить, но из моих приоткрытых губ вылетел лишь воздух, издавая неслышный свист. Химинн засмеялась. Боже, как она смеялась: словно колокольчик, потревоженный нежным утренним ветром. Она сама, будто полевой цветок - один из многих, ковром покрывавших бескрайнее поле.
- Ты здесь совсем один, да? - кажется, она говорила тихо, но я отчетливо слышал, нет, жадно ловил каждое слово, изрекаемое бледными маленькими губками, - я рада, что нашла тебя.
На этот раз я приложил усилие для того что бы омертвевший за столько лет язык наконец начал повиноваться, а голосовые связки напряглись, исторгая звук. Я сам ужаснулся как неестественно и хрипло прозвучали мои слова. Да к тому же, я так и не смог их связать...
- Кто... Сколько... - казалось, мой словарный запас исчерпан, не важно, сколь невыразимо много мыслей роятся в моей голове.
- Т-с-с, простой пойдем со мной.
Она дотронулась до моей руки и я вновь ощутил необъяснимую дрожь, окутавшую тело облаком нерешительности. Словно вовсе и не ребенок стоит передо мной. Но я поднялся, чувствуя угасающие солнечные лучи, сонно уткнувшиеся мне в затылок. В моей голове - ни единого "куда" и "зачем", будто бы все было предельно ясно и обычно.
Мы шли. Я снова потерял счет времени и мог судить лишь по погрузившемуся во тьму полю, да по охладевшему без солнца воздуху. Здесь не было звезд, а луну закрывали рваные клочья туч: вечных спутников небосвода моего обиталища, чей мрачный вид уже набил мне оскомину, пусть я и боялся себе в этом признаваться.
- Химинн, - голос на мгновение вернулся, растеряв оттенки былой хрипоты, - что там, за полем?
Девочка долго молчала, а я чувствовал, что могу ждать бесконечно, что хочу поймать эти мгновения и закрыть в банке, словно яркую бабочку, дабы сохранить их чуть дольше, совсем чуть-чуть. Вот только бабочки живут лишь один день. А удержать время - невозможно.
- Я не знаю, - наконец последовал ответ, - мы увидем, если дойдем.
- А мы дойдем? - мне казалось, вопрос был уместен, но Химинн почему-то рассмеялась.
- Конечно, дойдем, здесь и гадать не надо. Мы сделаем, что угодно, если захотим.
Я хочу увидеть небо. Я когда-нибудь смогу увидеть васильки над своей головой?
* * *
Продолжение следует, т.с.
воскресенье, 25 марта 2012
ты сможешь.
Она.
Прошла неделя. Неделя с того момента, как я в последний раз видел несущиеся вдоль дороги машины, играющих во дворе, порой чересчур шумных детей. Я не сделал и шагу из своей квартиры. Ведь Она все еще там. Я знаю, Она может ждать очень долго, бесконечно долго. Но и мне нет смысла выходить. Я абсолютно один, в моем жилище – тишина, в моей больной голове – безмолвный ужас. Как это случилось? Я расскажу.
Все началось со смерти сестры. Эта наркоманка заперлась в гараже и отравилась газом. Когда ее тело вытащили, она была уже бледнее смерти и страшно воняла. Я не стал подходить. Нужно ли говорить, что родители, наотрез отказавшись верить в то, что их любимица была в конец чокнутой, свалили все на меня, не доглядевшего, да не уследившего старшего брата. Думаю, не долго было и мне последовать по ее стопам, если бы не внезапная смерть отца. В тот момент я счел это даже забавным. Старику размозжило голову двухсоткилограммовым грузом на производстве, где он вкалывал последние 20 лет. Когда его хоронили, крышка гроба была закрытой. Надо сказать, что тогда я впервые увидел Ее. Она стояла в стороне от скорбящих и лживых плакальщиц, чуть склонив голову. Кожа туго обтягивала бугристый череп и костлявые руки, кое-где, однако, свисая рваными лоскутами. Имевшаяся одежда едва ли прикрывала уродливость и нескладность тощего тела.
Я сдержал себя. Не подошел к ней. Что-то дернуло, оставляя на месте. Неужели в моей дурной башке тогда еще был здравый смысл? Она подняла глаза. Большие, влажные, абсолютно пустые. Как я и предполагал.
Через три недели умерла мать. Наглоталась таблеток, оставив слезливую записку, где просила не держать на нее зла. Мне было все равно. Я наблюдал за тем, что она сделает дальше.
Когда я вернулся домой однажды вечером, на пороге лежал дохлый кот. Не удержался, заржал, прошел в гостиную. Она – следом, войдя через гостеприимно-открытую дверь.
- Я все знаю. Вот только вовсе не хочу уходить, - усмехнулся я, - выметайся, у меня сегодня нет настроения.
Я надеялся, что она не почувствует того безумного, первобытного страха, сковавшего руки, ноги, глаза мои тогда, когда сам я был повернут к Ней спиной.
Она ушла. Я закрыл двери, закрыл окна, выкинул труп кота. Я сказал себе, что мне не страшно, но это не так. Я весь – страх.
А сейчас я, как придурок, сижу и доедаю последнюю пачку сухой лапши, то и дело поглядывая на двери. Осталось не так долго.
А ты… Да, ты. Не улыбайся, лучше обернись. Я слышу стук. Она уже здесь. Удачи.
10 марта 2012.
суббота, 24 марта 2012
ты сможешь.
Совершенно не понимаю. Совершенно. Получается так, что скорее всего люди отворачиваются от тех, кто старался их удержать. Все вокруг изменились до неузнаваемости. Весна опаздывает, а потому мне холодно. Безумно холодно.
Плохое настроение у всех вокруг, как будто их мечта сорвать его на мне, чтобы прибить словами, словно гвоздями к полу и оставить истекать кровью. Любовь - помеха дружбе. Глупый всегда выберет первое. Покинутому останется либо ждать, либо уйти. Так что же сделать? Уйти, значит остаться в одиночестве. Но разве сейчас я не одна?
Параноидальный бред.
четверг, 22 марта 2012
ты сможешь.
Сколько не прикрывайся старой, пыльной овечьей шкурой, волчьи повадки все равно будут рваться наружу: клыками, когтями, едкими словами, да диким взглядом. Пожалуй, я часто кажусь отзывчивым человеком. Человеком слова, человеком улыбки. К сожалению, слишком много плохого внутри, чересчур много злобы. Я ненавижу себя за то, что могу легко обозлиться на человека ни за что. Все чаще и чаще я осознаю, как неприятны мне окружающие: такие суетливые, глупые, раздражительные, эгоистичные сволочи, несгибаемо, словно танки, следующие вперед. Противно-противно.
воскресенье, 18 марта 2012
ты сможешь.
Я просто влюблена в Энтони Хопкинса. Его персонажи, которых я уже успела поведать, совершенно разные, но его манера игры - всегда одна и неповторима. И да, я только сейчас соизволила лицезреть заключительную часть серии про Ганнибала Лектора и осталась в полном восторге.
На подходе - Багровые Реки. Сдается мне, что они уже скачались. Но, пожалуй, оставлю это на завтрашнюю ночь или вторник - не хочу смазывать впечатление от "Ганнибала"
суббота, 17 марта 2012
ты сможешь.
Тогда, когда я ничего не прошу, людям наплевать, но как только я рискую озвучить свои пожелания, меня называют безумно-требовательной. Что за парадокс?
Все кошки смертны. Платон тоже смертен. Значит Платон - кошка.
воскресенье, 11 марта 2012
ты сможешь.
На моем лице вялая улыбка, а это значит, что я написала зачет по физике и выучила текст к презентации, которая грозится быть во вторник и будет посвящена ЮНЕСКО. Тягучее чувство недосказанности/недоделанности где-то внутри не дает покоя уже много-много дней и никак не могу придумать как от него избавиться, увы. Самое печальное, что из-за этого мне постоянно хочется есть. Не физически, а именно морально - пожевать, погрызть, ощутить какой-то вкус. Наверное, это потому что я давно не жевала жвачек. А не жевала жвачек я потому что давно не курила сигарет. То есть, чтобы перестать так много есть, мне придется снова начать курить? Увольте, лучше стать жирной.
Познакомилась с жанром, именующим себя "крипи-пасты". Нет, я, конечно же, читала их раньше, но что бы писать самостоятельно - никогда. Кажется, получилось что-то похожее. По крайней мере, ночка была неспокойной. Быть может, еще выложу, если удосужусь перепечатать.
суббота, 10 марта 2012
ты сможешь.
Сегодняшний день прошел АБСОЛЮТНО впустую. Не сделано ничего из того, что я должна была сделать; чего уж там, могу с уверенностью сказать, что практически не поднимала своей задницы со стула. Лень. Лень-лень-лень: один из ужаснейших и разрушительнейших пороков, какие я могу за собой заметить. У меня есть пятьдесят пять минут на то, чтобы сделать вещи, к коим я не удосужилась приступить раньше. Удачи мне, да.
пятница, 09 марта 2012
ты сможешь.
ты сможешь.
Здесь в начале должна была стоять весьма хорошая песенка, но, к сожалению, ее не оказалось на простоплеере, а переносить музыку с других ресурсов я не умею. Так что, пусть вашим сопровождением будет Тишина. Аминь.
Хотела посмотреть какой-нибудь фильм. Посмотрела целых два. Не сказать, что хоть один из них произвел на меня какое-то особое впечатление, но все равно скажу пару слов, дабы сохранить воспоминания о просмотренном.
Итак. Резня Романа Полански. Она же - Carnage. Честно, ожидала немного большего. Вся резня - это один долгий разговор двух семейных пар, не выходящий за рамки обыкновенной квартиры в одном из вполне себе благополучных районов Нью Йорка. Длится он 70 минут, за которые четверо людей успевают из вполне адекватных, сдержаных особ среднего возраста превратиться в плюющихся ядом гадюк. А все из-за пары нашкодивших детей. Скажу честно, наблюдать за тем как люди, под гнетом обстоятельств, медленно, но верно проявляют настоящих себя - интересно. Но ровно настолько, чтобы предотвратить скучающие зевки и слипающиеся глаза зрителя. Ну не зацепило. Не заставило податься вперед к экрану, раскрыв рот. Так что, мои справедливые 6 из 10.
После был Обряд, он же The Rite, Микаэля Хофстрема. За месяц до этого я уже оценила фильм похожей направленности, чье название было "Одержимая". Что уж говорить, посмотрев Обряд, я поняла, откуда все так нахально слизали "одержимые". Подумать только, порой даже не изменяя фраз! Или эта тема настолько затаскана, что придумать что-то новое практически невозможно? Впрочем, вернемся к фильму. Я безумно люблю Энтони Хопкинса еще со времен Ганнибала Лектора и было грустно видеть его столь сильно постаревшим. Однако, на актерской игре это никак не отразилось - его персонаж, экзорцист Лукас, вхарактерен, суров, ироничен. В общем, прекрасен. Сама идея фильма банальна - изгоняем демонов, мечемся, не в силах понять, верим мы в Бога, или нет. Не могу даже сказать, что мне понравилось хоть что-то, окромя актерской игры... Фильм не напугал, не заставил задуматься, не насмешил, не рассторил. Но неплохой. Ему даю также 6 из 10. В основном, из-за Хопкинса. ; )
ты сможешь.
В голову опять лезут мысли противные. Вы когда-нибудь пробовали хотя бы пять минут просидеть, ни о чем не думая? Невозможно, да? А когда хочешь остановится, да подумать о чем-нибудь приятном, как назло перед глазами - грехи, ошибки прошлого, люди неприятные, слова гадкие. Как будто недостаточно времени я уже корила себя за все совершенное и выносила людей, казалось бы, невыносимых. А в жилище моем - холодно, куда не пойду. Только мне, почему-то, пусть и мерзлявой никогда не была. Весна, черт побери, весна! Ночью встаю, словно муха пьяная, дрожащими руками вытаскиваю второе одеяло из недр шкафа и проклинаю жестокий минус за окном.
Пойти, что ли, посмотреть какой хороший фильм? Интернет, будто черепаха, - безнадежно-медленный; пейзаж за окном - удручающий; друзья (я ведь могу их так называть?) - смертельно-занятые, да и далеко они, далеко-о. А я, помнится, обещала себе до наступления 2013 (ну или до предполагаемого конца света) посмотреть сотенку другую кинокартин, осилив до нынешнего времени всего около 12. Реабелитэйшн.
четверг, 08 марта 2012
ты сможешь.
Мне никогда не давали того, чего я действительно хочу. Наверное, потому что не просила: боялась капризной стать, требовательной, невнимательной. А стала закомплексованным трусом, по крупицам собирающим то, что имеет. Занятие неблагодарное. Гораздо проще брать то, что нужно самостоятельно. Но как схватить вещи, к коим и пальцем прикоснуться невозможно, ибо они не материальны? Я действительно довольствуюсь малым. И бываю раздражена, когда меня называют эгоистом. Раздражена, ха. Я кричу, истерю, размахиваю руками и призываю демонов, когда меня называют эгоистом. Ибо люди не хотят замечать добра, но стоит тебе оступиться лишь на мгновение - все, конец, пиши пропало. До конца дней будут припоминать твою ошибку, теребя края старой раны, словно стервятники, клюющие разлагающийся труп.
Слишком много ненависти мешается со спонтанной, но на долю секунды безграничной любовью в душе, пожалуй, чересчур заурядного человека. Она разорвется скоро на клочки мелкие. И. Что. Тогда?
ты сможешь.
Чем взрослее дама, тем глупее ведет она себя в глазах окружающих. Кто-то натягивает маски и разводит моря-океаны псевдожизненной философии, гордо задирая нос; кто-то их, напротив, сбрасывает, словно змея кожу, обнажая нечто, что следовало бы держать скрытым от любопытных глаз. Я проявляю свою глупость, обожая пони. Маленьких пони. Цветных пони, для которых дружба - это волшебство. Надеюсь, меня поняли, да. Кто-то, помнится, сказал мне, что милые красочные лошади заменяют истерзанной душонке потерянного мужика. Но что, простите, за глупости? Пони намного лучше человеческих самцов. Они не должны их заменять, они должны просто быть!
На этом моменте на моих коленях должен был оказаться жирный помятый жизнью котяра. Моя рука гладила бы его против шерсти, а рот раскрывался, издавая злобный заливистый смех. Не помешало бы добавить парочку молний и мощный раскат грома для убедительности. После чего, думаю, завывая сиреной истошной, подъехала бы карета скорой помощи. Мощные руки плечистых санитаров подхватили бы меня, и я, театрально махнув белоснежным платком, скрылась с глаз милейшей публики.
Но публики нет.
среда, 07 марта 2012
ты сможешь.
Я в детстве безумно любила уродовать канцелярию. Скупать тетради и блокноты стопками (на мамины, ессесно, деньги), торжественно исписывать первую страницу, любоваться ею несколько часов, после чего жестко (с мясом так) вырывать и начинать заново. С чистого листа. Кхм, к чему я, собсно, и веду. С чистого листа мне нравилось начинать всегда. Желательно, как можно чаще. Радость это мне приносит какую-то. Крошечную, конечно, но, тащемта, на что-то большее не рассчитываем. А вот такой же любви к уничтожению первых страниц тетрадей я боле не испытываю. То ли листочки жалко, то ли просто выросла, в чем, кстати, сильно сомневаюсь.
А вообще.
"Любовей" у меня много. Странных (хотя, возможно, и вполне обычных). Люблю вводные слова, предложения, конструкции. То ли из-за того, что объема добавляют сказанному, основательности, то ли потому что звучат красиво. На мой изуродованный слух. Тащемта, в силу этой любви леплю их везде, где следует и не следует. Писать еще люблю. В народе такие вещи графоманством называются. Нравится, когда рука отваливается, а рядом штук 30 исписанных листов аккуратной стопочкой. Нравится, когда подушечки пальцев горят, клавиатура трясется, в ожидании продолжения пытки, а перед глазами - горящий в темноте вордовский файл и ровные строчки. Люблю покушаться на чужое и заниматься самовнушением. Эти вещи у меня теперь связаны очень тесно. Но рассказывать почему - лишняя горсточка соли на открытую, давно гноящуюся рану. Когда зарастет, выскажусь, дабы забыть и не вспоминать больше. Люблю жизни на себя другие примерять. Если говорить по земному, ролевыми играми грешила. Не теми, где хватаешь меч и носишься по лесу с криками "жизнь за Нерзула (правильно имя-то написала?)", а где надо посты писать колоритные. Я же графоман, не забыл?
И еще. Я очень хочу снова научиться говорить. Говорить о жизни, о честности, о всем том, что было так доступно мне несколько лет назад.
А вообще.
"Любовей" у меня много. Странных (хотя, возможно, и вполне обычных). Люблю вводные слова, предложения, конструкции. То ли из-за того, что объема добавляют сказанному, основательности, то ли потому что звучат красиво. На мой изуродованный слух. Тащемта, в силу этой любви леплю их везде, где следует и не следует. Писать еще люблю. В народе такие вещи графоманством называются. Нравится, когда рука отваливается, а рядом штук 30 исписанных листов аккуратной стопочкой. Нравится, когда подушечки пальцев горят, клавиатура трясется, в ожидании продолжения пытки, а перед глазами - горящий в темноте вордовский файл и ровные строчки. Люблю покушаться на чужое и заниматься самовнушением. Эти вещи у меня теперь связаны очень тесно. Но рассказывать почему - лишняя горсточка соли на открытую, давно гноящуюся рану. Когда зарастет, выскажусь, дабы забыть и не вспоминать больше. Люблю жизни на себя другие примерять. Если говорить по земному, ролевыми играми грешила. Не теми, где хватаешь меч и носишься по лесу с криками "жизнь за Нерзула (правильно имя-то написала?)", а где надо посты писать колоритные. Я же графоман, не забыл?
И еще. Я очень хочу снова научиться говорить. Говорить о жизни, о честности, о всем том, что было так доступно мне несколько лет назад.
ты сможешь.
When life leaves us blind,
Love keeps us kind.
It keeps us kind.